Возникает вопрос: почему парады сексуальных меньшинств, традиционные для стран так называемой «развитой демократии», упорно не считаются просто приличными в православных странах? Причём противники геев сразу выражают желание не дискутировать, а «мочить», что бывает только тогда, когда с противником всё ясно. Дело ли только в нашей дикости, о которой постоянно говорит похожая на тапира ведущая «Недели» на Ren-TV, или причины лежат в иной плоскости? Ведь в США, которые являются эталоном демократических свобод для либералов нынешней России, в 1990 году Конгрессом был даже принят «Закон против нетерпимости», которым запрещено даже «негативно отзываться о сексуальных предпочтениях других людей». По этому закону, если священник в проповеди с амвона назовет гомосексуализм «мерзостью перед Богом», он будет преступником, подлежащим штрафу или заточению в тюрьму.
* * *
Не воспринимайте предлагаемый вам текст, как стыдный. Во-первых, все цитаты взяты из литературной и исторической классики Запада и приводятся для того, чтобы показать, чем этот Запад являлся и является сам по себе, - ведь о себе никто плохо не говорит. Во-вторых, хотелось выяснить причину яростной защиты сексуальных свобод, касающихся проявления самой природы человека, телеканалами и газетами исключительно либеральной ориентации? Не это ли причина применения в обиходном языке словечка «либерасты», коим русские люди величают членов партии Чубайса, Гайдара и Хакамады? Грубость ли нашего мировосприятия - причина этого названия-клички, или эти причины коренятся глубже, и, наоборот, делают честь и русскому уму, и образности русского языка?
Получить ответы на эти вопросы любому желающему позволяют две книжки, изданные в 2003 г. издательством Центрполиграф: Ганс Лихт «Сексуальная жизнь в Древней Греции» (пер. с англ. Н.А. Поздняковой) и Отто Кифер «Сексуальная жизнь в Древнем Риме» (пер. с англ. Л.А. Игоревского) - достаточно академичные издания, основанные на текстах древнегреческих и древнеримских поэтов, философов и историков, и выводами, не вызывающими логического отторжения.
* * *
Усвоение нами школьного курса истории порождает уверенность в высоком гуманитарном характере культур Древних Греции и Рима как праматери современной европейской культуры, которая ассоциируется с именами Гомера, Сократа, Платона, Аристотеля, Фидия, Солона, Горация, Овидия. Но есть та часть этой культуры, о которой учебники стыдливо умалчивают. А о ней необходимо сказать уже потому, что именно она заложила те основы западного образа жизни, о которых мы мало что знаем. Не потому ли их и продаёт нам «втёмную» в качестве образца либеральная пресса? И винить в этом древнегреческих авторов нельзя: они-то писали об этом предельно откровенно, равно как и Лихт с Кифером.
Читая этих западных авторов, мы с удивлением обнаружим, что описываемые ими проституция, педерастия, педофилия и другие проявления беспримерной половой свободы древних обществ столько же свойственны их культуре, как русской - купание в проруби на Рождество или раскалывание орехов при помощи дверного косяка. Обо всём этом существует огромное количество древних документов и литературных произведений, авторы которых с наивной прямотой сообщают нам о том, что являлось их повседневностью, неотъемлемой частью их массовой культуры, история которой длится на Западе уже более трех тысяч лет.
Вот, например, «отец истории» Геродот, рассказывая о лидийцах (одной из древнегреческих народностей), пишет: «Молодые девушки у лидийцев все занимаются развратом, зарабатывая себе приданое. Делают же они это, пока не выйдут замуж, причем сами же выбирают себе мужа». На память сразу приходят аналогии с таким же поведением молодых немок в 20-х годах недавнего 20-го века, описанных Ремарком.
У другого историка, Афинея, мы читаем о Перикле, выдающемся персонаже древнегреческой истории: «Перикл вообще был склонен к чувственным наслаждениям. Он состоял в интимных отношениях с женой своего сына, а когда некий Кимон имел незаконную связь со своей сестрой Елпиникой и вынужден был отправиться в изгнание, Перикл, в награду за его возвращение, попросил разрешения взять его любовницу».
При этом не может приниматься во внимание юность человечества, якобы оправдывающая такие вольности. Лихт пишет об этом так: «Из Исайи мы знаем, что женитьба на ближайших родственниках была запрещена уже в древности, также под запретом был брак между братом и сестрой; позже к этому стали относиться более терпимо, если брат с сестрой были детьми от разных матерей...». По смыслу текста, греки пришли к кровосмесительным бракам от первоначальных древних запретов, а уж эта практика возникла исключительно из чисто экономических причин, оказавшихся сильнее запретов. Лихт об этом прямо и пишет: «... греки, жившие в Египте, переняли там этот обычай, где такие браки существовали испокон веков с той целью, чтобы приданое оставалось в семье. Хорошо известно, что Птоломей II (285-247 гг. до н.э.) после женитьбы на сестре Арсеное взял второе имя Филадельф («любящий сестру»)». В Египет же обычай перекочевал из Карфагена, где прямо поощрялся местным культом Ваала (Молоха) - золотого тельца, бога наживы, которому приносили человеческие жертвы, сжигая заживо грудных младенцев.
Шлюхи шлюхами, но неужели только этим и ограничивалась фантазия культурного греческого общества? Нет, греки сами были находчивы в изобретении подобных забав: в ещё доисторических временах Древней Греции теряются корни любовных отношений греков с мальчиками. Уже устная греческая мифология вся пронизана рассказами о педерастии. Следует заметить, что слово «мальчик» не следует понимать в буквальном смысле слова. Вот что пишет о разных возрастных категориях своих любовников Стратон: «Цветущий юностью мальчик в двенадцать лет приносит мне радость, но еще более желанен - тринадцатилетний мальчик. Тот, кому четырнадцать, все еще сладостный цветок Любви, а еще очаровательней мальчик в начале пятнадцатого года. Шестнадцатилетний - подобен богу, а желать семнадцатилетнего - не мой удел, а лишь Зевса. Если кому нравятся еще старше, пусть будет готов не только к любовной игре, но и к ответному требованию такой же любви от себя». Ну что тут скажешь: истинный демократ - так уважает чужие права на собственную ...! Кстати, давайте договоримся впредь именовать гомосексуалистов формально мужского пола их первородным педерасты. Ведь как нам разъяснил тот же Ганс Лихт, «... в греческом языке слово «педерастия» не звучало столь уродливо, как оно звучит для нас сейчас, поскольку обозначало лишь одну из разновидностей любовных отношений древних греков, и не имело непристойного дурного смысла». Называя их так, мы просто вернем первоначальный смысл довольно древнему понятию.
Дабы развеять последние сомнения, приведу ещё одну цитату из книги Лихта: «... можно доказать, основываясь на истории их (греков) любви к мальчикам и ее выражении в греческой литературе, что она была наиболее существенной и значимой основой греческой культуры, которая имела решительно гомосексуальную направленность. Теодор Драйзер в своей книге о Спарте выразил это так: «Всякий, кто неспособен рассматривать любовь греков к мальчикам или склонность Сапфо к своему полу, как нечто возвышенное и священное, отрицает её (культуру) в лице Греции. Мы больше обязаны их героическим любовникам тому, что самое прославленное человечеством искусство сделало ради европейской свободы». Спасибо Драйзеру, объяснил - прямо в стиле наших либеральных свободолюбцев: не приемлешь педерастию-педофилию - покушаешься на настоящую европейскую свободу. Прямо как в чёрном анекдоте: только педофил любит детей по-настоящему... Задолго до Конгресса США эту свободу отстаивал древнегреческий законодатель Солон: «Насколько распространена была мужская проституция в Афинах времени Солона, ясно из того факта, что этот великий государственный муж, поэт и философ законодательно запретил педерастию для рабов, поскольку эта самая свободная манифестация мужского самоопределения разрешалась лишь свободным гражданам». Солон, сам будучи гомосексуалистом и издав закон, регулирующий педерастию, на четыре века - вплоть до завоевания Афин Римом, признал педофилию в Афинах законной при том, что превосходство свободнорожденного не должно было принижаться интимными отношениями с рабами. Порок, таким образом, был привилегией, уделом избранных. Запомним это!
Давайте теперь перейдём к Древнему Риму и откроем книгу Кифера, где сразу же обнаружим поразительное подобие римских нравов времен поздней Империи тому, что творилось в древнегреческих полисах. Создаётся впечатление, что, завоевав греческие города-республики, римляне наряду с военной добычей обзавелись также в полной мере и греческой порочностью. Лидировали в этих делах, как и водится, тоже избранные.
У Светония в «Жизни двенадцати цезарей» среди многих подобных свидетельств находим и следующее весьма красноречивое описание императора Калигулы: «Поистине не было человека такого безродного и такого убогого, которого он не постарался бы обездолить. Он был не в силах оставить в покое ни одну красивую молодую женщину, которой бы не обладал, - даже своих сестер, с которыми совершал самые шокирующие акты инцеста. Он любил бесчестить высокопоставленных женщин... Наконец он нашел в Цезонии жену, чья природная чувственность и распутство превосходно соответствовали его собственным склонностям... ее личные свойства были таковы, что Калигула нередко выводил ее к солдатам, а своим друзьям показывал ее голую... неудивительно поэтому, что его обвиняли в сексуальных сношениях с мужчинами, и первыми среди них назывались пантомим Мнестер и Валерий Катулл, молодой человек из консульского рода». У того же Кифера об императоре Нероне мы читаем следующее: «Но уже в юности Нерон познакомился с другим видом любви - гомосексуальной. В те дни в этом не было ничего особо шокирующего. От Катулла мы знаем, что среди юных римлян был широко распространен обычай до женитьбы вступать в сексуальные отношения с красивым молодым рабом (его называли concubinus)... имеется сообщение Кассия Диона о том, что вкус к мальчикам-фаворитам привил Нерону его наставник Сенека, сам обладавший аналогичными склонностями». Добавим от себя, что Сенека до сих пор считается в западной философии выдающимся моралистом, - сохранились и издаются его «Письма к Луцилию»...
Из всех римских императоров, пожалуй, наиболее благонравными можно признать двоих: Тиберия и Августа, хотя и Август, реформатор римской нравственности и римского брачного законодательства, вовсе не был образцом праведности. Светоний справедливо пишет о нём(«Август»): «Что он жил с чужими женами, не отрицают даже его друзья; но они оправдывают его тем, что он шел на это не из похоти, а по расчету, чтобы через женщин легче выведать замыслы противников. А Марк Антоний поминает и о том,, как друзья подыскивали ему любовниц, раздевая и оглядывая взрослых девушек и матерей семейств, словно рабынь у работорговца Торания». К этой милой характеристике можно добавить весьма любопытный эпизод, который поведал Кассий Дион, описав свадьбу Августа и 17-летней Ливии, уведенной Августом от ее мужа Нерона на шестом месяце беременности, причём муж Ливии дал ей приданое, словно был её отцом...
Тем же духом пропитана и древнеримская поэзия. Обращаясь, например, к Горацию, Кифер пишет следующее: «Ни один человек не может так говорить о любви, если она является к нему как бурная страсть, способная принести как неизмеримое счастье, так и неизмеримое горе... Намного более правдив поэт в описании своей любви к красивым мальчикам и юношам. Вот почему все женщины, к которым он обращается или которых живописует, столь безжизненны».
Или Овидий, автор «Науки любви» - изощренного руководства по гедонизму, недалеко ушедшего от откровенно порнографического руководства по физической любви, о котором Кифер пишет: «...в наши дни этот учебник любви оставляет неприятное ощущение, невзирая на множество поэтических шедевров и его неподдельную человечность. Это неприятное впечатление вызывается всем духом книги, ее фундаментальной идеей, что мужчина - исключительно сексуальное существо...».
Возникает вопрос: не являются ли приведенные примеры показателем только личной испорченности, характерной и в наши времена для высших классов? Ответ должен быть резко отрицательным: в древнегреческих общегородских праздниках (сатурналиях) участие шлюх было гвоздём программы, а храмовая проституция - обычным обрядом. Все эти явления и действа органично входили в пронизывающую все стороны жизни древних Греции и Рима религиозную составляющую народного сознания.
Нельзя не упомянуть об одной особенности греческой культуры, получившей наиболее полное развитие как раз в Римской империи, а затем успешно пронесенной в сокровищницах европейского коллективного сознания сквозь тысячелетия. «...На празднике в Афинах, который проводился в честь Котитто, богини чувственной любви, имели место пляски мужчин в женских одеждах. На этом празднике церемониальные шествия, которые поначалу лишь символически имели отношение к сексу, постепенно перешли в оргии...» - вот оттуда и пошла традиция голубых шествий, которую - теперь в Москве - разгоняла милиция.
* * *
Свойственно ли такое положение вещей всем народам, в том числе и нам, славянам, или в силу каких-то причин мы этого избежали? Для начала усвоим очевидные истины: и Древняя Греция, и Древний Рим имперской поры были классическими рабовладельческими государствами. В Древней Греции благами демократии пользовались, по историческим источникам, не более 4 000 жителей городов-полисов. А вот рабов было 400.000, т.е. в среднем на одного грека, занимавшегося философией, искусством и сексуальным творчеством, приходилось в среднем 100 рабов. Что касается количества рабов в Риме, то можно привести следующие цифры: Эмилий Павел, по некоторым сведениям, привел в Рим 150 тысяч пленников, а Марий - 60 тысяч кимров и 90 тысяч тевтонов. Иосиф Флавий утверждает, что в конце I века н. э. в Риме было до миллиона рабов.
Именно на этом экономическом фундаменте выросла великая греко-римская рабовладельческая культура, а затем - и европейская, при которой раб не считался человеком, а был, в терминах римского права, instrumentum vocale, говорящим орудием, - вещью, по отношению к которой допускалась любая форма эксплуатации, в том числе и сексуальная.
Ошибочно считать, что рабство было присуще европейской цивилизации только в былые времена: совсем недавно по историческим меркам рабство в тех же США было повседневным бытовым и экономическим явлением. Автор Декларации независимости Томас Джефферсон вовсю на правах владельца огуливал негритянок со своих плантаций, имел от них троих детей, и только перед смертью признал их своими и отпустил на волю - и нимало не осуждался обществом ни при жизни, ни после смерти. На каждого белого в южных штатах ныне сверхдемократических США приходилось по четыре раба-негра, а всего их было вывезено для подневольного труда за три века работорговли, по разным оценкам, около 120 миллионов. При этом история рабства на Западе не закончилась - в разных формах оно существует и доныне. Например, употребляемый в официальных документах термин «сексуальное рабство» - не уродливое наследие прошлых времен, а высокоприбыльная индустрия, в которой, по данным ООН, эксплуатируется более 30 миллионов рабов. Можно с полным основанием утверждать, что рабство имманентно присуще западной цивилизации.
А вот матушку-Русь чаша сия миновала: от родоплеменного, общинного безгосударственного строя древняя Русь сразу перешла к феодальному строю. Степень же феодальной зависимости в России была такова, что феодал не мог иметь права ни на жизнь крепостного, ни на его тело. Притязания помещика на симпатичных пейзанок никогда не были его правом, вроде узаконенного права первой ночи в той же Англии, а частенько жестоко наказывались роднёй поруганной девушки. До сих пор народной памятью осуждается изнасилование Рогнеды князем Владимиром. Это церковь признала его святым за крещение Руси, простив ему содеянное, а для публики с галёрки он ещё и насильник, пусть и раскаявшийся. Если же что-то подобное происходило, то было эксцессом, наказуемым властью. За свой садизм Салтычиха, эта явно ненормальная помещица, именным указом Екатерины II была заточена до конца своих дней в монастырь на хлеб и воду. Представить себе такую ситуацию где-нибудь на просвещённом Западе совершенно невозможно - там честь была привилегией только феодала, унаследованной им от рабовладельца.
Отсутствие чего-то подобного у славянских племён было вызвано, конечно же, не какими-то изначальными особенностями их психологии. Просто в занимаемых славянскими племенами лесистых болотистых землях не было условий для массового применения рабского труда - самим бы прокормиться. Рабство на Руси было нерентабельно, потому и не прижилось - что называется, бедность уберегла от соблазна.
Сравнивая историю западноевропейской цивилизации с историей цивилизации русской, неизбежно приходишь к выводу, что Русь, избежав рабовладельчества, одновременно избежала и тех её последствий, которые прочно коренятся в западноевропейском мировосприятии.
* * *
Современной психологии человека хорошо известно, что жестокое подавление свободы действий, особенно сопровождаемое физическим насилием, приводит к специфическим отклонениям в сексуальном поведении человека. При этом безбрежная сексуальная свобода, как и всякая свобода, распространялась только на полноправных граждан, а рабам запрещалась законодательно - вспомните об упомянутых выше законах Солона или законодательстве Августа. История Рима не знает случая удачного восстания рабов. Но практически никто не пишет о другой, пассивной форме сопротивления рабовладельцам: повсеместном и всеобщем нарушении рабами запрета на всевозможные виды сексуальных извращений. Содержащиеся в условиях повседневной запредельной жестокости, неизбежно травмирующей их психику, рабы предавались зачастую таким поистине гомерическим видам разврата, которые и не снились их хозяевам. Но - и в этом состоит диалектика взаимной зависимости раба от своего хозяина, а хозяина - от своего раба (и ещё большой вопрос, кто от кого больше зависит!), - рано или поздно такая практика становится повсеместной.
И когда в силу исторических обстоятельств (в том числе и вследствие освободительной борьбы самих рабов) римское рабовладельческое государство пало под ударами варваров и было ликвидировано, огромные массы сексуальных извращенцев в достаточно короткое время вдруг стали свободными жителями вновь образовавшихся на территории Европы стран и, более того, основным населением этих стран!
Теперь о самом названии «либерализм». Многие считают, что этот термин произошел от слова «свобода» в основных европейских языках (фр. la liberte, англ. liberty). Всё с точностью до наоборот. Поскольку основные европейские языки относятся к романо-германской языковой группе, постольку основные понятия в них заимствованы из латыни.
Множество божеств, которым поклонялись в Риме, были не римского происхождения, а позаимствованы из других стран: когда Рим окреп и разбогател на рабском труде, когда в нём появились т.н. высшие слои, начался импорт различных иноземных божков, преимущественно из Греции и Ближнего Востока. Все древние религиозные культы, которых римляне «получили по импорту», относятся к так называемым культам фаллических божеств. Среди них был и тот, что имел наибольшее значение в становлении и вызревании либерального менталитета западноевропейского сообщества, а главное - дал самоё имя этому движению, так рьяно отстаиваивающему безграничную свободу секса, главным образом - противоестественного. Это - Либер.
Бог Либер у римлян первоначально был покровителем роста и плодородия, а также семени животных и растений. Святой Августин в труде «О граде Божием» писал о культе этого божка: «...некоторые частности культа Либера совершаются с такой отвратительной свободой, что в честь его почитается срамной мужской член, - почитается не с сохранением сколько-нибудь стыдливой тайны, а с открытым и восторженным непотребством». Уже после него, в более поздние эпохи религиозные праздники в честь Либера становятся настолько исключительно разнузданными и грубыми, что само имя Либера стало синонимом самой этой разнузданной свободы, передав само её наименование либерализму
Когда разложившийся, прежде всего, морально, Древний Рим пал, возникшие на его обломках западноевропейские страны оказались заселенными огромным количеством человеческих существ с весьма своеобразной - исковерканной рабством - психикой. Это её своеобразие, очевидно, успело закрепиться генетически вследствие действовавшего на протяжении более тысячелетия юридического запрета на браки свободных людей с рабами.
В книге блестящего исследователя Г. Палдамуса «Римская сексуальная жизнь» указывается: «Каждый народ должен платить за свое презрение к гуманности и естественным чувствам; римляне заплатили дороже, чем другие нации. Подчинив всю свою мораль, все свои чувства, все свои привычки установлению всемирного господства, пагубные страсти римлян (под влиянием греков и азиатов) вырвались на свободу с удвоенной силой и вскоре достигли высот, после падения Римской империи никем не превзойденных».
* * *
Таким образом, морально-этические проблемы западноевропейского общества, которые теперь становятся и нашими, возникли вовсе не в последние несколько десятилетий, как сейчас нас пытаются убеждать западные идеологи и политики. Эти отклоне?ния существовали с самого зарождения западноевропейской цивилизации и были тщательно сохранены ею все эти тысячелетия. Более того: из всего приведенного видно, что отклонения в сексу?альном поведении многих европейцев тесно связаны с протестным поведением их предков - древнеримских рабов, которые таким своеобразным способом пытались добиться, сколь это воз?можно, равенства (хотя бы в глубине грехопадения) с рабовладельческой знатью. И либерализм возник именно в западноевро?пейской культуре вовсе не случайно, а как закономерная реакция общественного сознания на рабовладель?ческую традицию. Более того, даже своё имя это движение взяло у фаллического бога вседозволенности Либера.
Поэтому давайте восхитимся образностью русского языка и чутьем неизвестных словотворцев, отразивших в кличке «либерасты» самую основную - можно сказать, сокровенную, - сущность и либерализма, и некоторых отстаиваемых им свобод. Вот и верь после этого выкрикам о младенческом уме русских совков!
Напоследок два совета тому прыщавому идейному педерасту, который попытался возложить букетик цветов к Могиле Неизвестного Солдата.
У педерастов есть свои герои. Те триста спартанцев под командованием царя Леонида, которые преградили путь персидскому войску в узком Фермопильском проходе в горах Пелопоннесса, были, если кто не знает, полутора сотней пар любовников. Оттого, видно, и бились до последнего: сколь радостно умереть на глазах любимого... Поезжай, голубок, туда и возложи свой букетик к той могиле, а могилы наших погибших не замай!
И второе: пусть после этого зайдёт к греческим властям и попросит их в знак уважения к сексуальным свободам переименовать Фермопильский проход в Задний. Хотел бы я на него посмотреть после этого: Греция - страна хоть и западная, но тоже православная...
| 
| 
